Его появление не было эффектным. Просто в какую-то секунду воздух как бы слегка сгустился за ее спиной, а пламя в камине на мгновение стало прозрачным, как в свете полуденного солнца, хотя в комнате по-прежнему было темно. И когда она медленно обернулась, Ксардас просто стоял у книжных полок, скрестив руки на груди. Стоял так, словно не двигался с места уже столетия. И еще столетия, казалось, пролетели в безмолвии, пока он не нарушил его.

— Велайя.

Она бессильно прикрыла глаза. Он повторил ее имя, словно припоминая звуки забытого языка. Она не могла видеть его лица, но сквозь веки ее словно жег холодный огонь.

— Я горжусь тобой, девочка.

— Не надо таких слов, — устало попросила Велайя. — А то я подумаю, что ты мог сомневаться во мне.

— В тебе я не сомневался никогда.

Она открыла глаза. Ксардас не двинулся с места, но пламя в камине разгорелось ярче, и теперь Велайя смогла отчетливо разглядеть закутанный в черный плащ силуэт великого мага. Она не могла вспомнить — был ли он всегда таким невообразимо худым. Сейчас казалось, что под шелковой тканью вовсе отсутствует человеческая плоть.

— Не сомневался во мне? Значит — в нем?

— Нет. Ничто не могло помешать ему выполнить свою миссию. А то, что выпало тебе, в какой-то момент было выше человеческих сил.

Она нехорошо рассмеялась. От этого смеха вспыхнули свечи в канделябрах на стене, по комнате заметались какие-то неясные тени, хотя ни Велайя, ни Ксардас не двигались с места.

— Значит, все-таки думал, что я не выдержу. Чего же? Не справлюсь с ролью наложницы Гомеза? В припадке отвращения перебью окружение рудного барона и грохну его самого, спутав твои карты? Да нет, как видишь, я справилась. Хотя в какой-то миг я ненавидела тебя.

— А теперь? — с невыразимой нежностью спросил маг. — Теперь мы снова вместе, ведь так?

— Теперь мы снова вместе, отец, — устало, как заученный урок, сказала Велайя. — Ненависть, как и любовь, — это только мираж. Уж я-то знаю. У меня хороший учитель. Лучший, какого только можно себе представить. Ты ведь даже не спросишь, в какой именно момент мне захотелось испортить тебе всю игру, перерезать все ниточки твоих несчастных марионеток…

— Ну уж, так-то не надо, — уже вполне обыденно пожал плечами Ксардас. — Те еще куколки, знаешь ли. Что ты, что этот твой… Но я действительно знаю, что ты могла сорваться, и знаю, когда — во время вашей дурацкой случайной встречи. Или после, хотя это уже не имело бы никакого значения. Почему ты вообще попалась ему на дороге? Теперь-то ты понимаешь, что он мог тебя убить, как какого-нибудь падальщика?

— Не думаю, что это было бы так просто сделать, — надменно отозвалась Велайя. Они были очень похожи сейчас, отец и дочь.

— Для него? Не сложнее, чем падальщика, — усмехнулся маг. — В замок Гомеза пришел уже не человек. Там орудовала самая совершенная машина для убийства, какая когда-нибудь могла появиться на свет. А если ты думаешь, что у этого живого орудия смерти могли сохраниться какие-то моральные принципы, которые помешали бы ему убить женщину, то я тебе скажу вот что… — Ксардас печально поднял брови. — За несколько часов до визита к Гомезу он убил моего дворецкого. Это было самое доброе, нелепое и безобидное существо из всех известных мне людей и нелюдей. Внешность его, конечно, могла напугать, если предположить, что твой… что наш друг мог испугаться, но ведь… — Велайя поморщилась, как от боли. Ксардас безжалостно закончил фразу. — Дело в том, что он сначала поговорил с Демоном, понял, что тот не опасен, взял у него руну телепортации в мой кабинет, а потом убил. Ради забавы, понимаешь? Или ради того, чтобы проверить свою силу, что, в общем-то, одно и то же. Пойми, человека уже не было. Забудь его. Похорони. Мы же говорили об этом, когда я посвящал тебя в свой план.

— Мне казалось, что я все поняла и приняла. Другого способа действия у нас не было и нет. Но когда я его увидела… Когда я действительно увидела, что он ничего не помнит из своего прошлого… Из нашего прошлого… — Велайя помотала головой, отгоняя воспоминания. — Прости меня, отец. Хотя… — лицо ее по-детски просветлело. — Я знаю, что он вспоминал меня.

— Что? — резко спросил Ксардас. — Что ты несешь? Это невозможно.

— Да нет, конечно, — досадливо отмахнулась Велайя. — Не меня. Но он не мог забыть ту женщину, которую отправляли в колонию вместе с ним. Он интересовался ее судьбой, пытался что-то о ней узнать. Хотя ты, конечно, скажешь, что он тогда задавал столько разных вопросов…

Из-за резной спинки кресла поднялась взлохмаченная голова.

— Вы так громко разговариваете, — жалобно сказал сонный полудетский голос. — Я хочу спать. А можно мне лечь на какую-нибудь кровать? У меня спина болит, и ноги затекли.

— Это еще что? — Ксардас снял со стены подсвечник и поднял его повыше, чтобы разглядеть это неожиданное явление.

Велайя засмеялась. Нормальным, человеческим смехом. Тени по углам притихли.

— Что и говорить, приятно удивить всеведущего кукловода. Наверное, именно ради того, чтобы посмотреть на твою реакцию, я его и притащила с собой. Познакомься. Его зовут Мад. Вот, кстати, живое доказательство того, что в боевой машине еще оставалось что-то человеческое. Именно потому, что оно — живое.

— Ребенок? — недовольно спросил Ксардас. — Какого черта, Велайя? И откуда там вообще взялся ребенок?

— Я не ребенок, — обиделся Мад. — Мне уже двенадцать лет.

Велайя подошла и погладила его по голове. Тени исчезли, комната со сводчатым потолком приобрела обыденный вид.

— Мад у нас великий книжник, — ласково сказала Велайя. — Он прочитал больше книжек, чем сам великий маг и чародей Ксардас. Правда, малыш? А мама и папа не давали ему покоя своими дурацкими просьбами и советами. Да?

— «Подмети пол на кухне», — гнусаво передразнил Мад. — «Пойди поиграй с ребятами…» Вспомнить противно. А у вас что, нет кроватей? Как же вы спите?

Ксардас поджал губы. Велайя же откровенно забавлялась.

— Кто же осудит мальчика за то, что он убил маму и папу? Ведь они мешали ему получить то, что он хотел. А все, что мешает, должно быть устранено. Не так ли, отец?

— То есть этот придурок должен стать твоей иллюстрацией того, что знание есть зло, а неведение — благо? — саркастически спросил маг.

— Расскажите мне вашу историю с самого начала, — капризно попросил Мад. — А то спать мне уже не хочется.

— Помолчи, малыш, — посерьезнела девушка. Она протянула руку, взяла из воздуха стакан с молоком, от которого подымался нежный пар, и протянула его мальчику. — Все сложнее, отец. И этот несчастный ребенок здесь ни при чем. Это тоже один из твоих уроков, может быть, самый ценный. Это ты научил меня тому, что только неведение может с гордостью носить ангельские одежды. Обретя знание, оно отбросит их с презрением. Другого не дано. Поэтому добро и зло — суть одна и та же сущность. Зло — это добро, подчинившее себе мудрость.